Корней Чуковский: «Быть добрым куда веселее, занятнее и в конце концов, практичнее…».

Стандартный

«Задержаться в литературе удается немногим, но остаться — почти никому…»

А автору этих слов удалось остаться на многие десятки лет в детской литературе. Быть любимым бабушками и дедушками, мамами и папами, внуками и внучками…

Муха, Муха — Цокотуха,
Позолоченное брюхо!

Муха по полю пошла,
Муха денежку нашла.

Пошла Муха на базар
И купила самовар:

«Приходите, тараканы,
Я вас чаем угощу!»

***

Одеяло
Убежало,
Улетела простыня,
И подушка,
Как лягушка,
Ускакала от меня.

Я за свечку,
Свечка — в печку!
Я за книжку,
Та — бежать
И вприпрыжку
Под кровать!

Я хочу напиться чаю,
К самовару подбегаю,
Но пузатый от меня
Убежал, как от огня.

Боже, боже,
Что случилось?
Отчего же
Всё кругом
Завертелось,
Закружилось
И помчалось колесом?

***

У меня зазвонил телефон.
— Кто говорит?
— Слон.
— Откуда?
— От верблюда.
— Что вам надо?
— Шоколада.
— Для кого?
— Для сына моего.
— А много ли прислать?
— Да пудов этак пять
Или шесть:
Больше ему не съесть,
Он у меня еще маленький!

 

***

Скачет сито по полям,
А корыто по лугам.

За лопатою метла
Вдоль по улице пошла.

Топоры-то, топоры
Так и сыплются с горы.
Испугалася коза,
Растопырила глаза:

«Что такое? Почему?
Ничего я не пойму».

***

Добрый доктор Айболит!
Он под деревом сидит.
Приходи к нему лечиться
И корова, и волчица,
И жучок, и червячок,
И медведица!

Всех излечит, исцелит
Добрый доктор Айболит!

***

Ехали медведи
На велосипеде.

А за ними кот
Задом наперёд.

А за ним комарики
На воздушном шарике.

А за ними раки
На хромой собаке.

Волки на кобыле.
Львы в автомобиле

Зайчики
в трамвайчике.

Жаба на метле…

Едут и смеются,
Пряники жуют.

Вдруг из подворотни
Страшный великан,
Рыжий и усатый
Та-ра-кан!
Таракан, Таракан, Тараканище!

***

Как у наших ворот
За горою
Жил да был бутерброд
С колбасою.

Захотелось ему
Прогуляться,
На траве-мураве
Поваляться.

И сманил он с собой
На прогулку
Краснощёкую сдобную
Булку.

***

Не забыть эти стихи детства. Не просто — не забыть. Думаю, что многим из нас даже не нужно листать книжки с этими строками. Потому что большинство из них мы до сих пор помним на память. Когда-то, в детстве, запоминали легко и просто, а затем рассказывали своим детям, возвращаясь вместе с ними в детские годы, к любимым строчкам.

Корнея Ивановича Чуковского не стало 48 лет назад. А по  состоянию на 2015 год он являлся самым издаваемым в России автором детской литературы. Сколько поколений русскоязычных детишек любило и любит его стихи и сказки. Потому что легкие для запоминания, потому что яркие и образные. Потому что добрые, наконец.

Трудно представить, но не всем и не всегда они нравились.  Да и начинал свой литературный путь, Чуковский, как критик. А затем пришли детские стихи.

В 1916 году Чуковский составил сборник «Ёлка» и написал свою первую сказку «Крокодил». В 1923 году вышли его знаменитые сказки «Мойдодыр» и «Тараканище», в 1924 году «Бармалей».

Их то печатали, но и критиковать не забывали. Так как они не совсем отвечали целям советской педагогики. В феврале 1928 года в «Правде» была опубликована статья заместителя народного комиссара просвещения РСФСР товарища Крупской «О „Крокодиле“ Чуковского»:

Такая болтовня — неуважение к ребёнку. Сначала его манят пряником — весёлыми, невинными рифмами и комичными образами, а попутно дают глотать какую-то муть, которая не пройдёт бесследно для него. Я думаю, „Крокодила“ ребятам нашим давать не надо…

Дошло до того, что Чуковский в декабре 1929 года в «Литературной газете» публикует письмо, в котором «отречётся» от старых сказок, пообещая изменить направление своего творчества. Он даже написал сборник стихов «Весёлая колхозия», однако обещания своего не сдержал. Сборник так и не выйшел, а следующая сказка буыла написана только через тринадцать лет.

Любопытно, что несмотря на критику «чуковщины», страна любит его сказки и чтит автора. В Сталиншраде устанавливаются скульптурные композиции по мотивам сказок Чуковского. Наиболее известен фонтан «Бармалей» («Детский хоровод», «Дети и крокодил») работы, установленный в 1930 году . Этот фонтан чудом пережил  Сталинградскую битву.

Посмотрите на эти фото: военных лет и сегодня.

Он много писал для детей и о детях. Моей настольной книжкой, многие годы была книга «От двух до пяти». До сих пор вспоминаю прекрасные маленькие жемчужинки из нее и храню эту книгу.

Корней Иванович посвятил ее своей маленькой дочке Мурочке, ей он посвящал множество стихов. Но Мурочки не стало в 11 лет…

А старший сын Борис погиб в 1941 году, возвращаясь с боевого задания. Сколько горя…

На этой фотографии Владимир Маяковский с маленьким Борей Чуковским

Чуковский со старшими детьми, Борей, Колей и Лидой

Да и детство не радовала этого большого улыбчивого человека, любимца детворы. Не стал он желанным внуком у деда, известного врача Соломона Михайловича Левенсона, выпускника Берлинского университета, и потомственного почётного гражданина, что для евреев было редкостью. Двадцатидевятилетний Эммануил Левенсон, в доме которого работала прислугой мама поэта, так и не связал семейные узы с ней, хотя родились от этой связи двое детей. А вскоре после рождения Николая, когда отец оставил незаконную семью и женился на другой более подходящей ему по положению женщине и с ней переехал в Баку, мать Чуковского уехала из Санкт-Петербурга в Одессу.

В пять лет Колю отдали в детский сад мадам Бехтеевой, о пребывании в котором он оставил следующие воспоминания: «Мы маршировали под музыку, рисовали картинки. Самым старшим среди нас был курчавый, с негритянскими губами мальчишка, которого звали Володя Жаботинский. Вот когда я познакомился с будущим национальным героем Израиля — в 1888 или 1889 годах!!!».

В метрике у Николая и его старшей сестры Марии, как незаконнорождённых, не было отчества. С начала литературной деятельности Корнейчуков использовал псевдоним «Корней Чуковский», к которому позже присоединилось фиктивное отчество — «Иванович». После революции сочетание «Корней Иванович Чуковский» стало его настоящим именем, отчеством и фамилией.

Портрет Чуковского кисти Ильи Репина

Сам Чуковский вспоминал, что у него «никогда не было такой роскоши, как отец или хотя бы дед», отчего в юности он очень страдал.

О своем статусе незаконнорожденного Чуковский вспоминал в своих записях с болью:

«Я, как незаконнорожденный, не имеющий даже национальности (кто я? еврей? русский? украинец?) – был самым нецельным, непростым человеком на земле… Мне казалось,… что я единственный – незаконный, что все у меня за спиной перешёптываются и что когда я показываю кому-нибудь (дворнику, швейцару) свои документы, все внутренне начинают плевать на меня… Когда дети говорили о своих отцах, дедах, бабках, я только краснел, мялся, лгал, путал… Особенно мучительно было мне в 16–17 лет, когда молодых людей начинают вместо простого имени называть именем-отчеством. Помню, как клоунски я просил даже при первом знакомстве – уже усатый – «зовите меня просто Колей», «а я Коля» и т.д. Это казалось шутовством, но это была боль. И отсюда завелась привычка мешать боль, шутовство и ложь – никогда не показывать людям себя – отсюда, отсюда пошло всё остальное».

Но негативное отношение к отцу, никак не отразилось на отношении к еврейскому народу, среди которого он выбрал себе жену и прожил с ней в любви и согласии.

С женой Марией Борисовной Гольдфельд и детьми:

А главное, тяжелые детство и юность не помешали ему стать прекрасным отцом и любить своих и чужих детей. Иначе, не писались бы ему его замечательные книги. На даче в Переделкине, где он  жил в последние годы, он устраивал встречи с о детьми, беседовал с ними, читал стихи Эти детишки, нынче взрослые люди,  до сих пор вспоминают детские посиделки на даче Чуковского.

А еще он всегда оставался честным и порядочным человеком, старавшимся не изменять своим принципам…

В последние годы Чуковский поддерживал контакты с диссидентами. Видным правозащитником была также его дочь Лидия. В 1966 году поэт подписал письмо двадцати пяти  деятелей культуры и науки , адресованное Брежневу против реабилитации Сталина.

Умер Корней Иванович 28 октября 1969 года от вирусного гепатита. И тогда уж власти постарались напомнить о себе… Советский литературовед и историк, знаток творчества Пушкина, Юлиан Григорьевич Оксман писал в своих воспоминаниях:

«Лидия Корнеевна Чуковская заранее передала в Правление московского отделения Союза писателей список тех, кого её отец просил не приглашать на похороны. Вероятно, поэтому не видно Аркадия Васильева и других черносотенцев от литературы. Прощаться пришло очень мало москвичей: в газетах не было ни строки о предстоящей панихиде. Людей мало, но, как на похоронах Эренбурга, Паустовского, милиции — тьма. Кроме мундирных, множество «мальчиков» в штатском, с угрюмыми, презрительными физиономиями. Мальчики начали с того, что оцепили кресла в зале, не дают никому задержаться, присесть. Пришёл тяжело больной Шостакович. В вестибюле ему не позволили снять пальто. В зале запретили садиться в кресло. Дошло до скандала.

Гражданская панихида. Заикающийся С. Михалков произносит выспренние слова, которые никак не вяжутся с его равнодушной, какой-то даже наплевательской интонацией: «От Союза писателей СССР…», «От Союза писателей РСФСР…», «От издательства „Детская литература“…», «От Министерства просвещения и Академии педагогических наук…» Всё это произносится с глупой значительностью, с какой, вероятно, швейцары прошлого века во время разъезда гостей вызывали карету графа такого-то и князя такого-то. Да кого же мы хороним, наконец? Чиновного бонзу или жизнерадостного и насмешливого умницу Корнея? Отбарабанила свой «урок» А. Барто. Кассиль исполнил сложный словесный пируэт для того, чтобы слушатели поняли, насколько он лично был близок покойному. И только Л. Пантелеев, прервав блокаду официозности, неумело и горестно сказал несколько слов о гражданском лике Чуковского. Родственники Корнея Ивановича просили выступить Л. Кабо, но когда в переполненном помещении она присела к столу, чтобы набросать текст своего выступления, к ней подошёл генерал КГБ Ильин (в миру — секретарь по оргвопросам Московской писательской организации) и корректно, но твёрдо заявил ей, что выступать ей не позволит.»

Грустно вспоминать это… Одно утешает. Убить любовь детей к книжкам Чуковского ни один генерал КГБ так и не смог… Он однажды сказал: «Чтобы добиться чистоты языка, надо биться за чистоту человеческих чувств и мыслей».
И мы помним стихи его до сих пор…
 «Мерзавцы прежде всего дураки. Быть добрым куда веселее, занятнее и в конце концов практичнее.» — это тоже его слова…

Корней Чуковский: «Быть добрым куда веселее, занятнее и в конце концов, практичнее…».: 5 комментариев

  1. КАТЯ ТЕРЕХОВА

    Вот удивительно,что человек с такой трудной судьбой писАл такие ДОБРЫЕ ВЕСЁЛЫЕ СТИХИ! СПАСИБО ЛИНОЧКА! Мне читали эти стихи и я читала и дочке,и племяннику и внуку!

Оставьте комментарий